Твоя неверная (1984)

Клод Истман, дирижёр, чьи руки могли заставить струны плакать, а медные трубы — кричать, женился на Даниэле, итальянской кинозвезде, чья улыбка могла остановить время. Ну, или хотя бы заставить его замедлиться. Разница в возрасте? Да, была. В росте? Тоже. Но это не мешало им казаться идеальной парой — он, с его седыми висками и вечной тенью задумчивости, она, с её смехом, который звенел, как стекло на ветру.

Но что-то пошло не так. Или, может, так и было задумано. Клод начал замечать — нет, не замечать, а чувствовать — как её взгляд задерживается на Максимилиане Стейне, том самом скрипаче с лицом, будто высеченным из мрамора. Или это ему только казалось? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Ревность. Она ползла, как тень, сначала едва заметная, потом всё гуще, пока не стала частью его дыхания. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Даниэла, всегда такая лёгкая, теперь казалась отстранённой, будто её мысли были где-то далеко. А Клод? Он начал строить планы. Не те, что рисуют в блокнотах, а те, что зреют в голове, как яд.

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Максимилиан. Его имя стало навязчивым, как мелодия, которую нельзя выкинуть из головы. Клод начал видеть сцены — нет, не сцены, а целые фильмы, где он, Клод, был режиссёром, а Максимилиан — главным злодеем. Или жертвой?

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Клод чувствовал запах старой древесины, пахнущей временем, и металла, холодного, как лезвие.

Он знал, что делает. Или думал, что знает. Но в этом ли дело? Ведь ревность — это не про правду. Это про то, что ты сам себе рассказываешь.

И вот он уже стоит перед зеркалом, глядя на свои руки. Те самые руки, которые дирижировали тысячами нот. Теперь они дрожат. Или это просто свет так падает?

А Даниэла? Она где-то рядом. Или уже нет.

Конец? Нет, это только начало. Или, может, середина. Кто знает?