Любовница моей жены (1992)

Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Как будто кто-то переключил передачу в их жизни, и всё пошло не так, как раньше. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную, липкую, в которой каждое слово тонет, не долетая до адресата. Или это только ему так казалось? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Он нашёл письмо. Нет, не письмо — записку, смятую, будто её долго держали в руке, а потом бросили, не решив, оставить или уничтожить. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешался с лёгким ароматом её духов — тех самых, которые она перестала носить пару месяцев назад. Или это было раньше? Время словно сжалось, стало плотным, как тесто, которое невозможно размять.

Он сидел на краю кровати, держа эту записку, и думал... нет, не думал — чувствовал. Как будто кто-то выключил свет, и он остался в темноте, где тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Он пытался вспомнить, когда всё пошло не так. Может, это было давно, а он просто не замечал? Или это случилось внезапно, как в том анекдоте про Штирлица, где всё ясно, но ничего не понятно?

Она... нет, они. Они стали чужими. Не сразу, конечно. Сначала это были мелочи: её взгляд, который стал скользить мимо, её смех, который звучал как-то не так, будто она смеялась не с ним, а для кого-то другого. А потом — эта записка. И имя. Чужое имя, написанное её рукой. Той самой, которая когда-то гладила его по щеке, как будто боялась, что он исчезнет.

Он не знал, что делать. Вернее, знал, но боялся признаться себе в этом. Как будто если он сделает шаг, всё рухнет — дом, карьера, эта иллюзия, которую он называл жизнью. Или она уже рухнула, а он просто не хочет открыть глаза?

Тени плясали. Воздух был ватой. А он сидел и думал... нет, не думал. Ждал. Ждал, когда кто-то включит свет. Или когда он сам наконец решится это сделать.