Челюсти. Кровавый риф (2024)

Вот, представляешь, собрались мы с подругами в это путешествие мечты. Ну знаешь, как обычно: солнце, пляжи, ночные посиделки у костра с гитарой, инстаграмные фото, которые потом полгода в сторис будут висеть. А в итоге... Даже не знаю, как описать. Вместо краш-браш-впечатлений — огромная зубастая тварь, которая решила, что мы тут шведский стол на воде устроили. И вот сидим, мастерим из обломков весла арбалет, хотя вчера ещё спорили, какое платье на вечеринку надеть. Жизнь, блин, такая стерва — никогда не угадаешь, что она тебе подкинет.

Сначала, конечно, думали: «Ну, порвало пару досок на лодке, починим!» Ан нет. Вода хлещет, солнце палит, а эта хищница кружит вокруг, будто в тиктоке зависла — только и ждёт, когда кто-то ногой дёрнет. И знаешь, что самое страшное? Даже не раны или холодные ночи. А эти паузы. Когда в тишине между атаками слышно, как у кого-то живот урчит, а у кого-то слёзы по щекам катятся. Лена, например, всё прикидывает, сколько дней мы без еды протянем, а Машка, как ненормальная, вспоминает, как мы в универе на паре биологии про акул доклад делали. Вот ирония, да?

Но знаешь, что меня больше всего выбивает? Когда Катька, которая вечно «я сама справлюсь», вдруг дрожащими руками тебе последний глоток воды протягивает. Или как ночью, обнявшись, поём хриплыми голосами ту дурацкую песенку из летнего лагеря. Кажется, эти моменты — единственное, что не даёт сойти с ума. Хотя, честно, иногда кажется, что мы уже сошли.

А ещё эта адская смесь страха и надежды. То кажется, что берег уже близко — сердце колотится, адреналин бьёт в виски. То вдруг понимаешь: мы же даже не знаем, куда плывём. И тогда начинаешь шептать себе под нос: «Нет, нет, нет, только не сейчас, пожалуйста...» Но чертовски странная штука — человеческая упёртость. Когда из обгоревшей зажигалки, заколки для волос и куска нейлона сооружаешь сигнальный факел. Когда делишь последнюю шоколадку, делая вид, что «у меня аллергия на орехи тут». Когда сквозь слёзы и сопли орёшь подруге: «Да иди ты, я тебя ещё в школе переспорю!» — и тащишь её за руку, хотя сама еле стоишь.

К концу третьего дня уже не помнишь, как пахнет сухая земля. Зато чётко знаешь: если Валя начинает бормотать стихи Бродского — значит, паникует. Что Светка всегда врёт, когда говорит «у меня всё окей». И что даже в этом аду с запахом крови и страха есть моменты, когда кто-то неуместно шутит про Титаник, и все хохочут так, будто это последний смех в их жизни.

А потом — бац! — и понимаешь, что за эти кошмарные дни узнала подруг глубже, чем за десять лет дружбы. Что «лучшая подруга» — это не про селфи в купальниках, а про то, как её рука не отпускает твою, даже когда обе дрожите от холода. И что, чёрт возьми, мы ещё покажем этой полосатой мерзавке, кто тут главный на этой проклятой воде...