Расскажи это пчёлам (2018)

Джин вернулась в городок, который, казалось, застыл во времени. Дом отца — старый, с потрескавшейся краской, пахнущий пылью и чем-то ещё, что она не могла назвать. Запах старой древесины, пахнущей временем. Или воспоминаниями? Она открыла окно, и ветер принёс с собой аромат цветущих яблонь. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Чарли появился в её практике случайно. Вернее, не случайно — его привела мать. Лидия. Она стояла в дверях, сжав руки, будто боялась, что её выгонят. Джин сразу поняла: это не просто мальчик с синяками. Это что-то глубже. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе. Чарли молчал, а Лидия говорила за двоих. Слова лились, как вода из треснувшего кувшина, — быстро, сбивчиво, но с какой-то странной грацией.

Потом это случилось. Лидия не смогла заплатить за аренду. Джин предложила им остаться. Почему? Она сама не могла объяснить. Может, из-за того, как Лидия смотрела на неё — будто искала спасения. Или из-за Чарли, который вдруг улыбнулся, когда она сказала, что у неё есть книги. Книги, которые пахли старыми страницами и чем-то ещё, что она не могла назвать.

Их отношения начались незаметно. Как тени, которые плясали на стенах её дома — то ли демоны, то ли просто отблески свечи. Лидия готовила ужин, а Джин смотрела на её руки. Руки, которые казались такими сильными и такими хрупкими одновременно. Потом они заговорили. О чём? Обо всём и ни о чём. О том, как пахнет дождь. О том, как тяжело быть другой в этом городе. О том, что они чувствуют. Или не чувствуют? Вы поймёте, о чём я.

Но городок не простил им этого. Шепотки за спиной, взгляды, полные осуждения. Как в том анекдоте про Штирлица — всё понятно без слов. Джин пыталась игнорировать, но это было... как будто кто-то натягивал верёвку вокруг её горла. Лидия молчала. Но её молчание было громче крика.

Они боролись. Не знаю, за что именно — за право быть собой? За право дышать? Или просто за право быть рядом. Но это было трудно. Очень трудно. И всё же они продолжали. Потому что иначе нельзя. Потому что иначе — это уже не жизнь.