Рождественская история Микки (1983)

Лондон, 1843 год. Зима. Не просто холодная — такая, что, кажется, даже время замерло. Воздух густой, как суп, и пахнет угольной гарью, старыми книгами и чем-то ещё... сладковатым, как будто кто-то забыл яблочный пирог в печи. Эбенейзер Скрудж сидит в своём кабинете, окружённый кипами бумаг и монетами, которые он перебирает, словно чётки. Он... нет, скорее, они — эти монеты — кажутся ему единственными, кто его понимает. Или, может, он просто привык к их холодному блеску. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. И вдруг... это случилось. Тени на стенах начали двигаться. Нет, не просто двигаться — плясать, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Скрудж хотел бы сказать, что не испугался, но пальцы его сжали монету так, что она оставила след на ладони. Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я.

Призрак. Нет, не призрак — Призрак. С заглавной буквы. Рождественского Прошлого. Он... или оно?.. пахло старыми книгами и пылью, как будто кто-то открыл сундук, который не трогали сто лет. И вот они уже плывут — нет, скорее, падают — в воспоминания. Юность. Смех. Любовь. Всё это было, правда? Или это просто игра света и тени? Скрудж хмурится, но в уголке его глаза что-то дрогнуло. Что-то, что он давно забыл.

Потом — настоящее. Призрак Настоящего. Он пахнет имбирным печеньем и... чем-то ещё. Дымом? Скрудж видит людей. Они смеются. Обнимаются. Он смотрит на них, как на актёров в театре, но что-то внутри него шевелится. Что-то тёплое. Или это просто отблеск огня в камине?

И, наконец, будущее. Оно не пахнет ничем. Пустота. Холод. Тишина, которая давит, как камень на груди. Скрудж видит себя. Нет, не себя — тень себя. И понимает, что это не сон. Это... выбор. Или его отсутствие.

Когда он просыпается — а это было пробуждение, правда? — воздух всё ещё пахнет гарью, но что-то изменилось. Что-то внутри. Или снаружи? Вы тоже это чувствуете?