Изгой (2000)

Чак Ноланд — человек, который жил по расписанию. Минуты, часы, дни — всё было расчерчено, как клетки в его ежедневнике. Он... нет, скорее, они, эти минуты, начали двигаться иначе, когда самолёт вошёл в зону турбулентности. Небо, которое до этого казалось бесконечным холстом, вдруг сжалось, стало тесным, как комната после ссоры. Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я.

Он очнулся на песке. Не на том, что бывает на курортах, где песчинки блестят, как золото. Нет, этот песок был серым, холодным, будто земля выдохнула его вместе с последним вздохом. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Или, может, это он сам стал глухим? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Остров. Необитаемый. Слово, которое раньше звучало как приключение, теперь стало приговором. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Чак поднялся, ощущая каждый мускул, каждую кость. Его тело пахло солью, потом и страхом. Запах старой древесины, пахнущей временем, витал в воздухе — обломки самолёта.

Он начал с малого. Вода. Еда. Огонь. Казалось, что это просто, как в том анекдоте про Штирлица, но каждая задача превращалась в битву. Руки дрожали, когда он пытался разжечь пламя. Голод сводил желудок в узел, но рыба ускользала, как мысль, которую не можешь поймать.

И всё же он выживал. Не потому, что хотел, а потому, что другого выбора не было. Иногда он смотрел на горизонт, где небо сливалось с океаном, и думал о ней. О той, что ждала. Или уже не ждала?

Остров стал его миром. Миром, где время текло иначе. Где каждый день был похож на предыдущий, но никогда не был тем же самым. Где он учился слышать тишину и понимать её.

И однажды, когда он уже почти привык к этому, что-то изменилось. Но об этом — позже.