Дорогая, я уменьшил детей (1989)

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату, плотную и вязкую. Или, может, это просто казалось, потому что они стали такими... маленькими. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе, будто гравитация вдруг перестала быть законом, а стала предложением, от которого можно отказаться.

Потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Машина Залински — этот монстр из проводов и лампочек, который должен был изменить мир, — щёлкнула, как выключатель в пустой комнате. И вот они уже не дети, а скорее... куклы. Или насекомые. Нет, не насекомые — они всё ещё люди, просто размером с напёрсток.

Запах. Старой древесины, пахнущей временем, и чего-то ещё — сладковатого, как будто кто-то забыл яблоко в углу. Они лежали на полу лаборатории, а потом... потом их подхватило, как пыль на ветру. Или как в том анекдоте про Штирлица, где всё идёт не так, но никто не замечает.

Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Они двигались, цепляясь за что-то — за нитки, за крошки, за собственные мысли. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Их отец, Залински, был где-то там, в большом мире, где всё было на своих местах. Он даже не заметил, как выбросил их вместе с мусором. А они... они теперь здесь, в этой яме, где каждый кусок бумаги — это гора, а каждая капля воды — океан.

Тараканы. Вы когда-нибудь видели их так близко? Они не просто ползают — они дышат, шевелятся, будто знают, что ты здесь. Или, может, это просто игра света.

Они шли. Нет, не шли — пробирались, как через джунгли, где каждый шаг — это риск. И всё ради чего? Чтобы обнять отца? Или чтобы доказать, что они всё ещё здесь, даже если их почти не видно?

Конец? Нет, это только начало. Но какое-то странное начало, как будто кто-то перепутал страницы в книге. Или, может, так и должно быть.