Пиноккио (1940)

Луна висела низко, почти касаясь крыш, и её свет струился, как жидкое серебро. Голубая фея — нет, скорее, она была больше похожа на сгусток света, чем на кого-то осязаемого, — коснулась деревянной марионетки. И тут... это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Пиноккио зашевелился, его глаза — стеклянные, но уже живые — широко раскрылись. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешался с чем-то новым, почти человеческим. Или это просто казалось?

Джимини Крикет, этот вечный философ в шляпе, наблюдал за всем с высоты своей мудрости. Ну, или так он сам думал. «Эх, малыш, — пробормотал он, — тебе предстоит ещё столько всего...» И тут же поправился: «Нет, нам. Нам предстоит». Потому что с этого момента они были связаны — не верёвками, как марионетка, а чем-то более тонким, почти невидимым.

Первый шаг — всегда самый трудный. Пиноккио споткнулся, как новорождённый оленёнок, но быстро нашёл равновесие. Его ноги, деревянные, но уже живые, стучали по полу мастерской Джепетто. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Или это только мне так кажется? Вы тоже это чувствуете?

Потом началось. Стромболи — этот коварный кукольник с лицом, как у старого сапога, — сразу увидел в Пиноккио потенциал. Не для искусства, конечно, а для заработка. «Мальчик, — сказал он, — ты станешь звездой». И Пиноккио, наивный, как все дети, поверил. А Джимини? Джимини только качал головой, но молчал. Иногда молчание — это тоже ответ.

Остров удовольствий. Звучит как мечта, правда? Но мечты бывают обманчивы. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Запах сладкой ваты и чего-то гнилого. Пиноккио не сразу понял, что происходит. А когда понял, было уже поздно. Ноги стали тяжелее, голос грубее. Осёл. Нет, не просто осёл — товар. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

И вот, кульминация. Гигантский кит. Его брюхо — тёмное, влажное, пахнущее рыбой и страхом. Джепетто там, внутри. Пиноккио, несмотря на страх, шагнул вперёд. Не потому, что был храбрым, а потому, что другого выбора не было. Или был? Нет, не было.

В конце концов, всё сводится к одному: дружба, любовь, честность. Это не просто слова. Это то, что делает нас людьми. Или, в случае Пиноккио, почти людьми. Почти.