Дворецкий (2013)

Сесил Гейнс. Нет, скорее, не просто Сесил — он был больше, чем имя. Он был тенью, которая двигалась по коридорам Белого Дома, как призрак, но призрак, который знал всё. Или почти всё. Тридцать лет. Тридцать лет он стоял за спинами тех, кто вершил историю, и, может быть, именно поэтому история казалась ему такой... хрупкой. Как старый фарфор, который он подавал на стол. Один неверный жест — и трещина. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Он начал с Эйзенхауэра. Нет, не начал — это звучит слишком громко. Он просто вошёл в комнату, и всё. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. И запах. Запах старой древесины, пахнущей временем, и чего-то ещё, чего он не мог назвать. Может, это был запах власти? Или страха? Потом это случилось... ты поймёшь, о чём я. Он стал частью чего-то большего, чем он сам. Или меньше?

Кеннеди. О, Кеннеди. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Сесил видел, как они менялись, эти люди. Как они старели, как их глаза тускнели под тяжестью решений. Но он? Он оставался тем же. Нет, не тем же — он был зеркалом. Зеркалом, которое отражало их, но никогда не показывало себя. Вы когда-нибудь задумывались, каково это — быть зеркалом?

А потом Никсон. Вода. Вода, которая текла, как время, но оставляла после себя грязь. Сесил чувствовал её на коже, даже когда мыл руки. Это было... странно. Как будто он мог ощутить историю кончиками пальцев. Или это была просто пыль? Пыль, которая оседала на всём, что он трогал.

Он ушёл при Рейгане. Нет, не ушёл — растворился. Как пар из чашки кофе, который он подавал каждое утро. И знаете, что самое странное? Никто не заметил. Никто, кроме него самого. Потому что он был тенью. И тени не уходят. Они просто исчезают.