Раз, два, три... замри! (1993)

Викторина... нет, скорее, Вика — так её звали друзья, а их у неё было немало, хоть и не всегда надолго. Она жила в предместье, где дома стояли так близко, что запахи из одной кухни смешивались с другой: то жареная рыба, то прокисший компот. Она сама была как этот компот — сладкая, но с кислинкой, и кто знает, что на дне. Беспутная? Да, но не в том смысле, как обычно говорят. Она просто жила, как умела, а умела она... странно.

Однажды, точнее, не однажды, а каждый раз, когда это случалось, она чувствовала, как воздух вокруг сгущается. Не просто тишина — будто мир замирал, как в детской игре: «Раз, два, три... замри!» И она замирала вместе с ним, потому что знала, что сейчас придётся сделать то, чего не хотела, но не могла не сделать.

Её дар. Нет, не дар — скорее, проклятие, которое она носила, как старую куртку с дырами на локтях. Неудобно, но снять нельзя. Она могла вернуть кого-то. Не просто оживить, а... вернуть. Как будто смерть была дверью, а у неё был ключ. Но ключ этот был тяжёлый, ржавый, и каждый раз, когда она его использовала, ей казалось, что он забирает что-то у неё самой.

«Почему я?» — спрашивала она себя, но ответа не было. Только запах старой древесины, пахнущей временем, и холод, который пробирал до костей, даже если на улице было пекло.

Однажды, нет, не однажды — это было много раз, — она вернула мать своему другу детства. Тот даже не знал, как это произошло. Просто утром мама была на кухне, варила кофе, как будто ничего не случилось. А Вика... Вика сидела в углу, курила и смотрела в окно, где тени плясали, как демоны. Или как пьяные на субботней вечеринке.

«Ты в порядке?» — спросил он.
«Да, — ответила она, — просто голова болит».

Но это была не голова. Это было что-то глубже, что-то, что она не могла объяснить. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Каждый раз, когда она это делала, мир вокруг становился чуть более хрупким. Как будто её сила не просто возвращала кого-то, а забирала что-то у самого мира. Или у неё. Она не знала. Но знала одно: остановиться она не могла. Потому что, когда ты можешь вернуть кого-то, как ты скажешь «нет»?

И вот она снова здесь. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Она смотрит на него... нет, на них. И думает: «Почему я?» Но ответа нет. Только ключ в её руке, тяжёлый, ржавый. И запах старой древесины.