Семнадцатый трансатлантический (1972)

Июнь 1942-го. Северное море. Холод, который не просто кусает кожу — он въедается в кости, как ржавчина. Конвой из Исландии в Мурманск. Транспортные корабли, набитые под завязку — танки, боеприпасы, медикаменты. Всё для Союза. Всё для войны. Британские эсминцы вокруг, как пастухи вокруг стада. Но стадо это — не овцы. Овцы хотя бы блеют, а эти молчат. Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Или это страх так сжимает горло? Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Они... нет, скорее, британцы начали двигаться иначе. Сначала это было едва заметно — сигналы, переговоры, какие-то странные паузы. Потом это случилось. Эсминцы развернулись. Просто так. Как в том анекдоте про Штирлица, только смешного тут ничего нет. Они ушли. Оставили транспорты одних — голых, как на ладони.

А потом началось. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. Только вместо музыки — рёв моторов, взрывы. Немецкие подлодки, самолёты. Всё, что могло стрелять, стреляло. Вода кипела, как в котле. Запах гари, солярки, крови. И ещё что-то... старое. Запах старой древесины, пахнущей временем. Откуда он? От кораблей? Или это память подсказывает, что всё уже было когда-то?

Двадцать три корабля. Двадцать три. Цифра, которая не укладывается в голове. Они шли на дно один за другим, как будто кто-то невидимый тянул их вниз. Грузы, которые так ждали в Мурманске, теперь лежали на дне. Танки, боеприпасы, медикаменты. Всё для Союза. Всё для войны.

А британцы? Они где-то там, за горизонтом. Может, оправдываются перед кем-то. Может, молчат. Кто их знает.

И тишина снова. Но теперь она другая. Тяжёлая, как камень на груди. Или это просто вода давит?