Родители строгого режима (2022)

В маленьком городке, где все знают друг друга, а тени на закате пляшут, как демоны — или как пьяные на субботней вечеринке, — случилось нечто. Не то чтобы неожиданное, но... странное. Родители мэра, человека, который, казалось бы, давно вышел из-под их крыла, решили взять всё в свои руки. Нет, не так. Они не просто взяли — они захлопнули. Буквально. Замок на двери их дома щёлкнул, как в том анекдоте про Штирлица, только без шуток. И внутри оказался не подросток, не сорванец, а... он. Сам мэр. Тридцать восемь лет, костюм от Hugo Boss и власть над городом. Но для них он всё ещё тот мальчишка, который когда-то забывал выключить свет в ванной.

Они начали это не сразу. Сначала были разговоры, тихие, но настойчивые. Потом — взгляды. Взгляды, которые режут, как ножницы по старой фотографии. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось? Они видели, как он отдалился. Не просто от них — от себя. От того, кем был. От корней, которые, как они считали, должны были держать его крепче, чем бетонный фундамент их дома. И вот... это случилось. Они заперли его. Не из злобы, нет. Из любви. Странной, искривлённой, как старое дерево, но любви.

Город ахнул. Кто-то смеялся, кто-то злился, кто-то просто пожимал плечами: «Ну, знаете, как у них». Но они стояли на своём. Тишина в доме была не просто отсутствием звука — будто воздух превратился в вату, плотную, тяжёлую. Запах старой древесины, пахнущей временем, смешивался с запахом кофе, который варила мать. Она варила его так, будто это был ритуал, а не просто завтрак. Отец сидел в кресле, его пальцы барабанили по подлокотнику — нет, не барабанили, скорее, выстукивали какой-то тайный код. Может, код к его сердцу? Или к своему собственному?

Они верили, что ещё не поздно. Что можно вернуть его. Не к ним — к себе. К тем принципам, которые, как они считали, он потерял где-то между заседаниями и коктейлями. Но... что, если они ошибались? Что, если это не он изменился, а мир вокруг? Или они сами? Вопросы, которые они не задавали вслух, но которые висели в воздухе, как пыль в луче света.

И он сидел там. Запертый. Не как мэр, а как сын. Может, впервые за долгие годы.