Гремлины (1984)

Магвай. Это имя звучало как шёпот, как что-то, что ты слышишь во сне, но не можешь вспомнить наутро. Он... нет, скорее, они начали двигаться иначе, когда он появился. Маленький, пушистый, с глазами, которые казались слишком большими для его крошечной мордочки. Глаза, которые смотрели прямо в душу. Вы тоже это чувствуете? Или мне показалось?

Он был очарователен, конечно, но не в том смысле, как милый щенок или котёнок. Нет, это было что-то другое. Что-то древнее, почти... магическое. Его шерсть пахла старым деревом, тем самым, что хранит запах времени и пыли, как будто он только что вылез из какого-то забытого сундука на чердаке. А его голос... тихий, но такой мелодичный, будто он знал все песни мира, даже те, что ещё не были написаны.

Но потом это случилось. Ты поймёшь, о чём я. Солнце. Оно коснулось его, и он... он словно начал таять. Не как снег, нет, скорее, как тень, которая исчезает, когда ты пытаешься её поймать. И вода — она не убивала его, но делала что-то странное. Его шерсть становилась липкой, как будто он превращался в что-то другое, что-то, что не должно существовать.

А ночью... о, ночью всё стало ещё хуже. Кормление после полуночи. Это звучало как шутка, как в том анекдоте про Штирлица, но это было правдой. Он менялся. Не просто становился больше или злее — он становился другим. Его глаза, такие нежные днём, теперь горели, как угли. Его голос, такой мелодичный, теперь звучал как скрежет металла.

Тишина. Не просто отсутствие звука — будто воздух превратился в вату. Тени плясали, как демоны... или как пьяные на субботней вечеринке. И запах... запах стал другим. Не старым деревом, а чем-то кислым, гнилым.

Что это было? Кто он? Или... что? Я до сих пор не знаю. Но иногда, когда я слышу тихую мелодию, я думаю о нём. И о том, что, может быть, он всё ещё где-то рядом.